Психофизиолог Цикунов: ПТСР усиливает процесс нейродегенерации в мозге
Военный невроз, афганский синдром, тревожное сердце — все это иносказательные названия посттравматического стрессового расстройства. Несмотря на тесную связь с войной, оно может возникнуть и после смерти близкого, теракта или катастрофы. Человек с ПТСР может вести себя агрессивно, страдать от флешбеков, провалов в памяти или депрессии. В российском Институте экспериментальной медицины изучили, как меняется работа мозга после трагедии, сказывается ли это на потомстве и чем можно лечить ПТСР. Подробнее об исследованиях «Газете.Ru» рассказал заведующий лабораторией психофизиологии эмоций, доктор медицинских наук, профессор Сергей Цикунов.
— Что такое посттравматическое стрессовое расстройство?
— Посттравматическое стрессовое расстройство — это психическое заболевание, которое впервые было включено в десятое издание Международной классификации болезней (МКБ-10). Сейчас уже вышло одиннадцатое, и ПТСР там тоже есть.
Ранее это расстройство было известно как вьетнамский, афганский, чеченский синдромы. После Первой мировой войны его называли «тревожное сердце», а после Второй мировой войны — «военный невроз», но его упоминали и раньше под другими названиями. Только в последние 40 лет ученые осознали, что это все — одно и то же самостоятельное заболевание.
— Почему оно возникает?
— Оно возникает, когда человек переживает серьезную психическую травму, которая выходит за рамки его повседневного опыта и может представлять реальную угрозу для жизни. Мы в своих исследованиях называем стресс, связанный с непосредственной угрозой жизни человека, витальным, от слова «вита» — «жизнь». Этот стресс затрагивает самые важные аспекты существования человека, и переживания, связанные с ним, очень сильные.
Это приводит к длительным поведенческим последствиям. Чаще всего это тяжелые воспоминания о случившемся. Сейчас проблема усугубилась из-за того, что число травмирующих обстоятельств возросло: к ним относятся локальные военные конфликты, террористические акты, техногенные и природные катастрофы и другие события. Когда человек переживает такие события, у него может развиться посттравматическое стрессовое расстройство.
— Насколько ПТСР распространено сегодня?
— ПТСР встречается довольно часто. Однако стоит отметить, что не каждый человек, оказавшись в тяжелой стрессовой ситуации, столкнется с этим расстройством в будущем. Это зависит от его индивидуального опыта, генетических особенностей. Если люди способны справиться с ситуацией, пережить ее, то у них даже может произойти личностный рост.
Как врачи, мы стремимся предотвратить ПТСР. Прежде всего врач рекомендует избегать стрессовых ситуаций, но это, конечно, не всегда возможно. Также существует подход, называемый вторичной профилактикой — работа с психологом уже после пережитого стресса. Сейчас мы работаем над поиском и изучением механизмов и разработкой методов, которые позволят людям минимизировать последствия травматического или витального стресса.
— В своих исследованиях вы изучаете ПТСР у крыс. Как вы разработали модель психологической травмы у грызунов?
— Существует несколько моделей создания условий для развития ПТСР, но они моделируют только одно из звеньев развития патологии. Нам нужно было создать наиболее релевантную, полную модель ПТСР.
Все эти модели разработаны для того, чтобы вызвать у животного определенную реакцию на опасное воздействие. Эта реакция — страх, но страх — это боязнь чего-то конкретного, а ПТСР возникает, когда человек испытал ужас. Ужас человек испытывает, когда угроза явно превосходит его возможности противостоять ей. Это и есть курок, который запускает ПТСР. Что у людей вызывает ужас? Насилие, гибель, которая происходит у человека на глазах.
Именно поэтому нам пришлось разработать собственную модель психологической травмы. Мы смоделировали гибель партнера, с которым другие крысы вместе жили, от действий питона.
— Как вы поняли, что крысы испытывали именно ужас?
— Мы провели ряд экспериментов, и все они показали: крысы «понимают», что происходит нечто, выходящее за рамки обычного опыта. Это было понятно и по поведенческим реакциям животных, и по биологическим показателям.
Например, при страхе у животных могут быть две реакции: либо беги, либо сражайся. Ужас характеризуется тем, что оказывает парализующий эффект. После того как мы смоделировали спусковой механизм ПТСР, мы заметили, что в этом состоянии грызуны перестали решать обычные логические задачи, с которыми ранее справлялись. Например, они не могли найти выход из знакомых помещений.
Психическая травма у крыс вызывает длительно сохраняющиеся нарушения поведения — заторможенность двигательной активности, периодически чередующаяся со вспышками ажитации, снижение исследовательской деятельности, проявления «поведенческого отчаяния», возрастание тревожности и реакций страха, появление паттернов патологической агрессии, нарушение целостности структуры поведения. Отмеченные отклонения в поведении рассматриваются как симптомы ПТСР, которые отмечаются и у людей.
— А показатели работы мозга? Они как-то менялись?
— Да, нарушается электроэнцефалографическая активность и такие показатели, как межструктурные связи мозга. Конечно, в момент витального стресса не все показатели можно зарегистрировать, но нас интересовало, что будет дальше.
В чем сама по себе проблема ПТСР? В том, что оно проявляется не сразу, оно может возникнуть через полгода после травмирующего события. Вот животные уже спокойно живут, мы их в плане стрессовых нагрузок не трогаем, только оцениваем поведение. И вот тут начинаются выраженные его изменения: у некоторых животных патологическая агрессивность, у других может возникнуть выраженная депрессия. Все как у людей.
— Почему так происходит?
— Мы установили, что у животных возникает дисбаланс активности многих систем в работе мозга, в том числе дофаминовой и серотониновой.
В мозге крыс обнаружено увеличение окисления липидов биологических мембран клеток в гиппокампе и коре больших полушарий. Эти данные отражают усиление образования свободных радикалов и развитие оксидативного стресса, что может оказывать повреждающее действие на мембрану клеток.
Переживание однократной травмы, вызванной реальной угрозой жизни, приводит к длительно сохраняющимся структурным и функциональным нарушениям в головном мозге. После острой психической травмы определяется большое число гибнущих нервных клеток в гиппокампе, гипоталамусе и коре больших полушарий.
— С чем связана эта нейродегенерация в мозге?
— Нейромедиаторные системы могут оказывать повреждающее воздействие на организм. Мы рассмотрели целый ряд эффектов, которые сохраняются и даже усиливаются со временем.
В норме у человека гибнут клетки мозга, это называется апоптоз. Но он компенсируется нейрогенезом. Это относительно новое научное открытие. Оказывается, в мозге взрослого, зрелого организма могут существовать так называемые стволовые клетки, которые могут направленно передвигаться к центру поражения, встраиваться в нейронную сеть и функционировать как нейроны.
Таким образом, положение о том, что нервные клетки не восстанавливаются, отменяется. Они восстанавливаются, но не путем обычного деления, а более интересным способом. Это поддерживает жизнедеятельность организма.
В экспериментальных моделях мы показали, что при ПТСР происходит подавление, уменьшение количества, а иногда даже исчезновение стволовых клеток, которые могли бы компенсировать повреждения. В результате возникает замкнутый круг, усиливающий нейродегенерацию, которая не компенсируется за счет возможностей организма.
— Мы можем сказать, что ПТСР повышает риск развития деменции у человека?
— Нет, я бы не стал так говорить. Это риск повреждения мозга и развития определенной симптоматики, каких-то достоверных научных данных о взаимосвязи деменции и ПТСР нет. И опять же: кто-то после трагедии личностно вырастет, кто-то впадет в депрессию, у кого-то, наоборот, память усилится, я имею в виду патологическую память, когда человек страдает от так называемых флешбеков.
У некоторых людей могут возникнуть трудности с формированием положительных рефлексов, навыков и воспоминаний. Это то, над чем мы, исследователи и врачи, должны работать. Мы можем попытаться исправить ситуацию и каким-то образом компенсировать возникшие проблемы.
— Как именно на молекулярном уровне происходит дегенерация нейронов?
— Когда мы обнаружили, что в некоторых клетках отсутствует определенный белок, который обычно в них содержится, мы задались вопросом: почему это происходит? Ведь это одна из первых стадий дегенерации клетки, и если ситуация не изменится, клетка может погибнуть. Поэтому важно найти способ предотвратить это на ранних этапах.
В первую очередь необходимо разобраться в нарушении экспрессии гена, то есть в снижении его активности, что приводит к отсутствию необходимого белка. В настоящее время развивается новое направление исследований, основанное на механизмах эпигенетической регуляции активности генов. Этот подход позволяет регулировать активность гена в течение жизни, а не только на основе информации, заложенной в самом геноме, который не меняется.
Сейчас мы развиваем представления о том, что этот механизм также задействован при ПТСР. Это один из глубинных механизмов, который объясняет дисбаланс нейронных систем активности и структур. В этом направлении мы ведем исследования, чтобы понять, как это происходит, и найти способы повлиять на этот процесс, например, разрабатывая подходы или вещества, которые модулируют эпигенетическую активность, так называемые эпигенетические модуляторы.
— Вы также изучали влияние ПТСР на потомство пострадавших крыс. Что удалось понять?
— Существует гипотеза о так называемой социальной передаче: поведение родителей влияет на их потомство, так называемый поведенческий импринтинг. Пережившие витальный стресс родители могут быть холодными, жестокими, в итоге будут страдать дети.
Это видно на примерах из жизни, но в последнее время стали говорить о возможном биологическом механизме. Это очень дискуссионный вопрос, и мы разбираемся в этой теме. Нам удалось установить, что у потомства крыс, переживших витальный стресс, наблюдаются признаки отклоняющегося поведения. Но не у всех, примерно половина близка к норме, а другая — с отклонениями, среди которых у 20% могут быть и грубые нарушения.
В нашем Институте доказали, что признаки токсического воздействия, оказанного на родителей, могут передаваться их потомкам. Сейчас мы разрабатываем механизмы такой передачи при витальном стрессе и предполагаем, что в них замешана некодирующая РНК. Пока теория, но на людей ее тоже можно перенести. Важно точно раскрыть этот механизм, потому что он позволит нам проводить вторичную профилактику развития патологических отклонений.
В определенные периоды времени можно воздействовать на родителей, чтобы снизить риски негативного влияния их состояний на потомство. Уже есть обнадеживающие результаты: с помощью специальных веществ, влияющих на нейронную и гормональную сферы, можно снизить риск нарушений.
— Получается, в будущем можно будет создать лекарства от ПТСР?
— Это сложный вопрос, потому что это мультифакторное заболевание, которое характеризуется сложным каскадом изменений в организме. Нет такой «золотой пули», которая бы одним выстрелом компенсировала все проблемы.
Мы можем индуцировать компенсаторный процесс, позволяя организму самостоятельно компенсировать ущерб. Одним из возможных решений является увеличение количества стволовых клеток. Однако важно сделать это аккуратно, чтобы не вызвать негативных последствий. Мы можем использовать так называемые нейропротекторы, которые будут препятствовать гибели нейронов.
С помощью различных средств мы также можем запустить процесс, который повлияет на эмоциональное состояние и так далее. Наша цель — разработать вещества, которые будут препятствовать развитию патологии и запускать процессы репарации, заложенные в нашем организме.
— Если получится создать технологии профилактики, то в будущем можно будет предотвращать развитие ПТСР у военных?
— Существует так называемая первичная профилактика, когда людей готовят к выполнению задач, связанных с риском переживания таких ситуаций. Это называется тренировка стрессоустойчивости или стресс-резистентности, то есть возможности организма противостоять стрессу. Сейчас наши ребята проходят определенную подготовку, чтобы минимизировать риск развития ПТСР.
Существует также вторичная профилактика, которая предполагает помощь человеку, уже пережившему стрессовую ситуацию. Я вам говорил, что ПТСР возникает не сразу и наша задача — разработать как раз методы вторичной профилактики. Уже сейчас с людьми, которые пережили теракты, катастрофы или военные действия работают психологи, но им также требуется помощь на физиологическом уровне. Мы должны искать возможности воздействия на глубинные механизмы, которые мы пытаемся понять, и разрабатывать средства, которые запустят компенсаторный процесс, не давая развиться ПТСР.
— Существуют ли уже сейчас лекарства от ПТСР в мире?
— В клинической практике для коррекции проявлений ПТСР применяют антидепрессанты, анксиолитики, снотворные, седативные средства. К сожалению, используемые сегодня лекарственные средства помогают лишь небольшой части пациентов, имеют ограниченную эффективность. Патогенетические методы лечения этого заболевания практически не разработаны в силу недостаточности знаний о механизмах ПТСР. В связи с этим существует необходимость дальнейших исследований в данной области, где опыты на экспериментальных моделях являются обязательной составляющей.
— Можно ли избежать ПТСР с помощью приема успокоительных средств, если понимаешь, что предстоит стресс?
— Как я уже сказал, прием седативных успокоительных средств не решает проблему.
— Маленькие дети закрывают глаза, когда видят что-то страшное. Поможет ли такое поведение избежать ПТСР?
— Действительно, лучше не видеть ужасающих картин, особенно детям. Однако это не всегда зависит от человека. И еще. Мозг так устроен, что при закрытых глазах он может «дорисовать» картину и сделать ее более ужасающей. Толчком к развитию ПТСР является не внешняя картина, а эмоциональное состояние и когнитивный процесс внутри человека.
— Говорят, что время лечит. Есть ли случаи, когда это не так, если основываться на ваших экспериментах с крысами?
— Время лечит, если процесс совладания с ситуацией протекает нормально. Например, нормальная реакция горя компенсируется примерно за один год. Патологическая реакция горя длится значительно дольше. При ПТСР проблема состоит в том, что воспоминания о травмирующем событии воспринимаются человеком как происходящее «здесь и сейчас», что дает толчок к поддержанию патологического процесса. Со временем у человека может измениться структура личности как в патологическую сторону, так и в сторону личностного роста. Хочу отметить, что человека определяет не то, что он пережил, а то, как он с этим справился. А мы в своих исследованиях ищем пути, как помочь человеку справиться с этим.