Содержание
Многие слышали о советском разведчике Рихарде Зорге, который передал в Москву сведения, что Япония не планирует воевать против СССР, благодаря чему в 1941 году под Москву были срочно переброшены десятки дивизий с Дальнего Востока. Однако как этническому немцу, не знающему японский язык, удалось получить эту информацию? Ответ: он был очень хорошим журналистом, ставшим настолько именитым экспертом по Японии, что с ним регулярно советовался сам немецкий посол в этой стране. Он ему и рассказал о том, что Япония бросила своего союзника по Оси.
Подсмотреть карты в руке соперника
Осенью 1941 года в Москве постепенно поднималась паника. Под Киевом Красная армия потеряла в «котле» более полумиллиона человек, потом то же самое повторилось под Вязьмой и Брянском. Казалось, ничто не сможет прервать победный марш немцев к Москве. В середине октября правительство приняло решение — эвакуировать столицу и уничтожить в ней все, что вывезти не получится. Генштаб переезжал в Арзамас, иностранные посольства в Самару (Куйбышев), а обычные люди — просто на восток, куда получится. После падения Москвы война должна была вступить в завершающую стадию.
Этого не случилось. В ноябре немецкие войска на подступах к столице завязли, а в декабре Красная армия начала масштабное контрнаступление. Одним из решающих факторов его успеха было прибытие из Сибири двух десятков свежих дивизий, бойцов которых было легко узнать по добротной теплой одежде. Эта сила целиком компенсировала нехватку войск, уничтоженных в одном из «котлов», а немцы же об ответном усилении не могли и мечтать.
В ту советскую эпоху не было популярно представлять себя на месте Генштаба, а в газетах не публиковались независимые военные аналитики. Но если бы такой жанр в то время существовал, то многие бы задумались: почему советское правительство пошло на такой риск и оголило Дальний Восток, где со дня на день в войну может вступить союзная Гитлеру Япония? Ответ на этот вопрос появился лишь после войны, когда все жители СССР узнали, кто такой Рихард Зорге. Этому советскому разведчику удалось выяснить, что на секретном совещании правительства Японии было принято решение не вступать в войну против СССР.
Бакинский немец
Рихард Зорге родился в 1895 году в Баку, в Российской империи. Кому-то может показаться забавным: как немцы и японцы не распознали советского шпиона в человеке, который, по официальным данным, в России родился? Как можно было бы подумать, что Зорге не происходит из русских немцев: он родился в семье крупного бизнесмена, который временно жил в России и развивал бакинский нефтяной промысел. Когда мальчику было три года, семья вернулась в Германию, и больше ничем с как таковой «Россией» Зорге связан не был.
Он был немецким патриотом и после начала Первой мировой войны пошел на фронт добровольцем. Там он получил множество ранений (один раз — на русском фронте), став в результате инвалидом, — осколки снаряда сильно раздробили кости одной из ног, и врачи смогли спасти ее, только укоротив на несколько сантиметров. С того момента он возненавидел войну, а так же тех, кого считал ответственным за ее развязывание: буржуазию и служащее ей правительство. Зорге стал коммунистом. После поражения революции в Германии и запрета компартии уехал в Москву. Именно как коммунист-интернационалист он получил советское гражданство, стал работать в Коминтерне, а затем — на советскую разведку.
С 1930 года он находился в Шанхае, где выстраивал работу советской агентурной сети, получив псевдоним Рамзай. Шанхай на тот момент был интернациональным деловым хабом, аналогом современного Сингапура или Дубая, — городом, где жило огромное количество европейцев и американцев, — бизнесменов, миссионеров, журналистов, технических специалистов — всех, кто так или иначе хотел вести дела с Китаем или в Тихоокеанском регионе. Работать в Шанхае было легко: во-первых из-за обилия иностранцев самых разных профессий, среди которых было немало неудачников, изгнанников, путешественников, мошенников, авантюристов и людей, бывших у себя на родине диссидентами. Это — настоящий рай для разведчика. Во-вторых, китайская контрразведка на тот момент была явлением эфемерным, и опасность Зорге стала бы грозить разве что в случае организации вооруженного восстания.
Типичное знакомство Зорге в Шанхае выглядело так: «Анна. Очень известная журналистка и писательница. Американка. Публика считает ее радикальной и даже коммунисткой. Часто находится под полицейским наблюдением. […] Она одна из наилучших знатоков политических условий Китая и имеет исключительно много связей по всему миру. Пролетарского происхождения. Во время войны работала в индийском революционном движении и в левой социал-демократии. Ей около 38 лет, сильно нервно больна и тяжелый человек, хотя вполне надежна и лояльна; готова с нами работать при всех условиях», — сообщал он в Москву.
Однако по мере того, как Япония завоевывала Китай, становилось ясно, что следить в первую очередь нужно за ней. Поэтому в 1933 году Зорге отправился в Японию, но необходимо было подумать о прикрытии: агент должен был быть естественным, «привычным» в условиях Японии, встречать благожелательное отношение со стороны местных властей, иметь возможность общаться с местным населением и свободно перемещаться по стране. Для этого можно замаскироваться под предпринимателя, но на создание фальшивой фирмы пришлось бы тратить много денег. Поэтому Зорге поехал в новую страну, выдавая себя за корреспондента для немецких изданий, — благо у него было внушительное портфолио материалов, написанное в Шанхае собственноручно.
Журналисты могут быть полезными
В Японии перед Зорге поначалу стояло три задачи: обеспечивать легенду немецкого журналиста, налаживать контакты с местным населением и использовать немецкое происхождения для связи с германским посольством. С первой задачей особой проблемы не было: Зорге неплохо писал и благодаря умению находить контакт с людьми периодически проталкивал свои статьи в крупные немецкие или американские издания. Человек, который представляется журналистом, но нигде не публикуется, мог бы вызывать недоверие при близком контакте.
Со второй задачей было чуть сложнее. Белый человек, который регулярно ходит в японские рабочие или деловые кварталы, зовет людей поужинать в ресторане и спрашивает, как они относятся к японскому милитаризму, вызывал бы слишком много подозрений. Для работы был нужен кто-то, похожий на местного, и с этим связан первый серьезный успех Зорге в Японии: он сумел уговорить остаться Ётоку Мияги, — японо-американца, завербованного в США и временно посланного в Японию. Вторым этническим японцем в шпионской сети Зорге был Хоцуми Одзаки, — коммунист, знакомый Зорге по Шанхаю.
Важной частью работы Рамзая было не только налаживание агентурных контактов, но и превращение в настоящего эксперта по Японии, который мог бы писать о ней аналитические записки на уровне политически активного и образованного местного жителя. Этой задаче Зорге посвящал все свободное время, и при аресте у него дома изъяли около тысячи книг по японской истории и культуре, а также художественную литературу — полиция была в бешенстве от необходимости таскать такой груз.
«Происходившие время от времени политические инциденты были так хорошо ясны человеку, прекрасно знающему старую японскую историю, как не могли и представить в тайной политической полиции. Можно было легко понять внешнюю политику современной Японии, если рассмотреть ее в свете старой японской истории. Поэтому, зная древнюю историю, можно было сразу дать оценку проблемам японской внешней политики», — рассказывал «Рамзай» после ареста.
Зорге быстро стал настоящим, а не фальшивым экспертом по Японии, которому бы требовалась фальшивая биография и присланные из Москвы тексты, которые бы «журналист» выдавал за свои. Через пару лет сидения за книгами его газетные заметки больше не приходилось пропихивать через знакомых, издания сами боролись за право опубликовать его материал. Рамзай стал лучшим немецким журналистом в Японии, и влиятельная газета «Франкфуртер цайтунг» прямым текстом говорила, что его тексты повышают ее престиж.
В конце концов эксперт-японист стал столь знаменит, что в 1938 году ему предложили должность пресс-секретаря немецкого посольства. Это был триумф: Япония и Германия виделись как союзники в будущей мировой войне, и поэтому не было ничего важнее перехвата контактов между ними. Работа пресс-секретаря и так дает возможность контактировать со всем персоналом посольства, но фактически позиция Зорге была даже выше: он был неформальным консультантом и собеседником посла Ойгена Отта, который рассказывал Рамзаю обо всех своих деловых встречах и о своем взгляде на японо-германские отношения.
«Сэкигун! Кокусай кёсанто! Собиэто кёсанто!»
Именно от Отта Зорге узнал о планах Германии напасть на СССР летом 1941 года. Его доклады об этом в Москву часто подают драматически: якобы Зорге предупреждал об атаке 22 июня, а ему не поверили. На самом деле он на протяжении полугода слал на этот счет противоречивые сообщения: то о том, что война с Советами начнется после победы над Британией, то о том, что она скоро начнется, то что опять задержится. Как выяснилось потом, и Отт, и Зорге стали жертвой немецкого плана по дезинформации: фельдмаршал Кейтель поручил организовывать противоречивые «сливы» через немецких послов о скорой войне, чтобы доклады пристроенных к ним советских и британских агентов выглядели бредом сумасшедшего.
Зато Зорге безукоризненно точно смог раскрыть японские планы в отношение возможной войны с СССР.
Его серия докладов 14 сентября 1941 года была синтезирована на основе большого массива данных, который разбивался на две категории. Первая — это то, что удалось добыть от агентов среди этнических японцев, работавших «в поле». Советские шпионы находились в Манчжурии, откуда могло бы начаться наступление, и рапортовали, что в ближайшее время атаки не будет: «Источник Инвест [псевдоним Одзаки] выехал в Маньчжурию. Он сказал, что японское правительство решило не выступать против СССР в текущем году, но вооруженные силы будут оставаться в Маньчжурии на случай возможного выступления будущей весной, в случае поражения СССР к тому времени. Инвест заметил, что СССР может быть абсолютно свободен после 15 сентября. Источник Итери сообщил, что один из батальонов 14-й пех. дивизии, который должен быть отправлен на север, остановлен в казармах гвардейской дивизии в Токио. Из писем офицеров и солдат, получаемых из пограничной линии в секторе Ворошилов ныне Уссурийск, известно, что они оттянуты в район Муданьцзян».
Вторая категория — информация от немецкого посла, к которому Зорге набился в друзья. Тот выкладывал все, как на духу. «Германский посол Отт потерял всякую надежду на выступление Японии против СССР. [Советник МИД] Сиратори сказал Отту, что если Япония начнет войну, то только на юге, где они смогут получить сырье — нефть и металлы. На севере они (предполагаются немцы) не смогут получить достаточно помощи. […] Сиратори и представитель японского флота сказали германскому послу Отт и Paulа, что переговоры с Америкой должны рассматриваться как последний эксперимент, чтобы доказать народу, руководящим кругам и крупным капиталистам, что нет пониманий, могущих быть достигнутыми в этих переговорах с Америкой. Если эти переговоры двух государств окончатся без успеха, то Япония должна выступить на юге очень скоро».
Эти данные могли быть обманом только в случае, если Зорге давно раскрыт и перед ним разыгрывают сложный спектакль для введения СССР в заблуждение. Советское высшее руководство взвесило все факты и решило поверить своему разведчику, что позволило спасти Москву.
Вскоре, 18 октября, Зорге и всю его группу арестовала японская контрразведка. Скорее всего, один из членов группы Зорге, — радист Макс Клаузен, — был замечен во время встречи с советским послом, а через него вычислили и остальных. Суд и следствие продолжались три года, пока 7 ноября 1944 года Зорге не был повешен по обвинению в шпионаже. Перед казнью он, так и не выучив язык, на ломанном японском произнес: «Сэкигун! Кокусай кёсанто! Собиэто кёсанто!», что в переводе означает «Красная армия, Коминтерн и Советская компартия».
Зорге был по-настоящему идейным агентом, до конца преданным транснациональному коммунистическому государству — пусть и существующему, на тот момент, лишь в воображении.